«Молчащие» фасады Петербурга

Впервые побывав весной этого года в Вильнюсе и Каунасе, я был поражен не только очарованием этих старых городов, сохранивших, как и Санкт-Петербург, целостность исторического центра, но и обилием архитектурных раскрытий и зондажей на фасадах и в интерьерах зданий – памятников. Благодаря этим музеефикациям фасады домов смогли «рассказать» свою историю: о первоначальном уровне земли и пропорциях памятника (видовые приямки), о надстройке этажа (стесанный карниз), расширении дома (стыковой шов), о перебивке проемов, изменении декора или о полной смене архитектурного стиля. Заданная таким образом для осмысления тема нередко продолжалась и во дворе памятника, где можно увидеть хорошо сохранившиеся элементы, характерные для того или иного периода истории: открытые галереи и лестницы (иногда деревянные), каретники и колодцы…

 Обилие музеефикаций, невольно погрузивших меня в минувшие столетия, не дали тогда возможности проанализировать увиденное, но как-то, рассматривая один из петербургских фасадов и видя на нем следы явных изменений, когда-то происшедших, я подумал: а вот хорошо бы здесь поставить зондаж, – и сразу вспомнил о творческой поездке в Литву. Тут же возникли вопросы. Почему «молчат» о своей истории петербургские фасады? Как можно расширить информацию, сообщаемую титульными досками КГИОП, где часто встречаются, например, такие варианты текста – «Памятник архитектуры XVIII в. Перестроен в середине XIX в.»? Ответ «как» лично для меня очевиден – только тактично и точно поставленные зондажи (в сложных случаях – система зондажей) могут сообщить необходимую фактологическую информацию. Как же обстоит дело с музеефикациями на фасадах Петербурга сегодня?

 Сказать, что их совсем нет, нельзя. Хорошо, если наберется один десяток адресов, доступных для обозрения. Первый видовой приямок появился в 1981 году у дворца А.Д. Меншикова на Васильевском острове. Второй значительно позже – перед восточным фасадом манежа I-го кадетского корпуса, третий (и последний) – перед восточным фасадом здания Двенадцати коллегий (в садике по Менделеевской линии). Эти три приямка свидетельствуют об изменении отметки Университетской набережной в первой половине XVIII века.

 К большому сожалению, в Петербурге очень редки музеефикации на фасадах, хотя именно они и являются наиболее информативными. Здесь уместно упомянуть о серии раскрытий на западном фасаде Эрмитажного театра, обращенного к Зимней канавке. В месте примыкания фельтеновской арки к театру, в уровне двух нижних этажей флигеля, обозначены две ниши оконных проемов, относящихся к угловым помещениям Зимнего дворца Петра I, строительство и отделка которого были завершены в 1720 году. Царь жил на первом этаже, Екатерина – на втором. С другой стороны этого же фасада театрального здания зондажами зафиксировано архитектурное решение «новопостроенных палат», сооруженных для Екатерины I после смерти супруга в 1727 году: кирпичная кладка межоконной филенки, характер кладки стесанного карниза «палат» (это сделал Д. Кваренги при надстройке третьего этажа). Зондажи объединены общим раскрытием, обрамленным двумя филенчатыми лопатками, выявленными в толще штукатурного слоя конца XVIII века.

 Единственным примером фрагментарной музеефикации на уровне земли, находящимся «под открытым небом», является участок тротуара на дворцовой площади, примыкающий к южной стороне бывшего Собственного садика при Зимнем дворце – здесь гранитными плитами зафиксировано положение стен «свадебных палат», сооруженных Растрелли в середине XVIII века к бракосочетанию Петра Федоровича и Екатерины Алексеевны. Вскоре палаты были разобраны, но в земле, как оказалось, остались нетронутыми стены цокольного этажа.

 И этот факт не единичен – из истории Петербурга известно, что владельцы дворцов, особняков и домов очень редко сносили свои постройки. Гораздо чаще их перестраивали под изменившиеся нужды и вкусы. При этом в зданиях меняли планировку, их надстраивали (если позволяли фундаменты и стены), а с появлением очередного нового стиля переоформляли фасады и отделку интерьеров.

 Практика архитектурно-археологических исследований показывает, что объект реставрации был сооружен в стиле барокко, а сегодня его фасады оштукатурены гладью или имеют черты иного стиля, под существующей отделкой непременно будут обнаружены следы первоначальных элементов и деталей. То же самое можно сказать и об «исчезнувших» классицистических  фасадах, на смену которым пришли историзм и эклектика… В этих случаях при раскрытиях легко обнаруживаются стесанные пилястры, сандрики, пояски и другие архитектурные элементы убранства.

 Итак, город имеет многочисленные, скрытые от глаз исторические наслоения, которые могли бы поведать об очень многом, но пока «молчат»… С чем в подобных условиях могут столкнуться инвестор и архитектор? С тем, например, что во дворах и внутри здания могут оказаться стены предшествующего здания, считавшегося полностью исчезнувшим. Так как это произошло в доме № 38 по Невскому проспекту, когда внутри банковского здания был обнаружен обширный фрагмент частного жилого дома, возведенного в середине XVIII века по проекту М. Земцова. Так как это случилось на парадном дворе Зимнего дворца, где практически на всей его площади были выявлены стены дворцов петровских сподвижников, или во дворце здания Б. Синода, когда обнаружились стены дома купчихи Кусовниковой (XVIII век). В последнем случае площадь раскопок и последующей музеефикации составила 1500 кв. метров, и теперь в нижнем уровне общественно-культурного центра «Президентская библиотека им. Б.Н. Ельцина» можно увидеть не только трехцветную вымостку (помещение – стена – улица), фиксирующую планировочную структуру выявленного дома, разобранного в 1820-е годы К.И. Растрелли, но и подлинные фрагменты его стен – с проемами и коваными пятниками, а также витрину с предметами археологии.

 Из последних интересных музеефикаций следует упомянуть экспозиционные зондажи на фасадах Большого дворца в Ораниенбауме и музеефикации петровских гаваниц и фонтанов в Летнем саду.

 Что нужно предпринять для того, чтобы наш мегаполис, находящийся под покровительством ЮНЕСКО, «заговорил»? И сделать это лучше до того момента, когда каким-либо объектом начнет интересоваться инвестор, возможно, не подозревающий о характере и объеме непредвиденных запретов и обременений…

 В первую очередь можно подумать о создании Государственного Института архитектурной археологии Санкт-Петербурга (наименование условное), так как сегодня археологов, работающих по городским адресам, катастрофически не хватает. Они ведомственно разобщены и заняты преимущественно в других регионах России и ближнего зарубежья. В составе института вполне могли бы появиться и «скорая археологическая служба», и «скорая архитектурная помощь».

 В дальнейшем возможно подумать и об организации «Научно-исследовательского института истории архитектуры Санкт-Петербурга» (не нужно путать с «Музеем истории города»),  в структуре которого мог бы появиться Музей архитектуры. В институте можно было бы заказать высокопрофессиональную историческую справку, историко-культурную экспертизу и множество других услуг, включая юридические консультации.

 Сегодня «разруливать» ситуацию с проблемами сохранения объектов культурного наследия пытается, в основном, КГИОП, но это явно не его основная функция – прежде всего это ведомство должно контролировать соблюдение законодательства РФ в области охраны и использования памятников истории и культуры.

 Кроме вышесказанного представляется необходимым (вероятно, в ближайших номерах «Архитектурного Петербурга») обратиться к проблеме реставрации и приспособления объектов археологического наследия в Санкт-Петербурге – «городе–музее под открытым небом».