Архитектурный Петербург
электронный бюллетень

Информационно-аналитический бюллетень

Союза архитекторов Санкт-Петербурга,

Объединения архитектурных мастерских Санкт-Петербурга,

Ассоциация СРО «Гильдия архитекторов и инженеров Петербурга»

Главная / Архив / 2013 / 05 / От копировщиц к компьютерщикам

Мемуары

От копировщиц к компьютерщикам

С.П. Шмаков,

архитектор

Окончание.

Начало в № 4(20)

Иллюстрация_№1

О традициях и новаторстве.

 Противопоставлять эти два понятия все равно, что прилив противопоставлять отливу. Это диалектическое двуединство, своеобразное «инь» и «янь» нашей профессии, где традиции и новаторство составляют целое, а во временной перспективе одно перетекает в другое.

 Есть масса примеров, когда безудержное новаторство превращалось в традицию. Так революционный новатор Ле Корбюзье со своими принципами каркасно-линейной эстетики породил стилистику горизонтальной архитектуры, наводнившей целый мир и ставшей на долгие времена традицией. Характерный пример из наших «палестин» панельно-линейная серия жилых домов ЛГ-600.11.

 Бурные дискуссии на тему «традиции и новаторство», захлестнувшие в свое время архитектурную среду бессмыслены, так как в конечном счете все упирается в талант зодчего, который (талант) может оправдать следование любым из этих полюсов.

 Однажды на журналистский вопрос на подобную тему, я позволил себе сформулировать такое кредо: «быть не настолько робким, чтобы не исповедовать новаторство, быть не настолько смелым, чтобы игнорировать традиции». Также мне близка такая максима «проплыть в своем творчестве между сциллой новаторства и харибдой традиций». Отдает компромиссом, но не из него ли состоит наше творчество, да и жизнь вообще?

 Еще интересная тема – как с возрастом меняется тяготение к этим полюсам. Не скрою, что в моем случае наблюдаю тяготение к традиционализму, потеснившему новаторские устремления молодых лет.

О творческом удовлетворении.

 Архитектура – специальность зависимая. Есть целый ряд факторов, которые объективно ограничивают архитектурное эго творца и как гири на ногах приземляют его творческий полет. Это и заказчик (как с маленькой, так и с большой буквы), это и состояние экономики вообще и ее строительного подотдела в частности, это, наконец, и господствующая идеология. Эти факторы можно себе представить как большой круг, утыканный флажками, за который творец объективно не может выскочить. (вспомним Высоцкого «Охота на волков»). Но есть еще малый круг, представляющий из себя ограничения для творческого потенциала самого архитектора, который у всех, естественно, разного диаметра.

 Творческое удовлетворение, на мой взгляд, возникает тогда, когда свой малый круг возможностей заполняет собой  большой круг ограничений, максимально приближаясь к заградительным флажкам.

 Унывать по поводу того, что в разных землях большой круг имеет разные исходные диаметры, на мой взгляд бессмысленно.

 Применяя к себе все вышесказанное, присоединюсь к тому (по-видимому) меньшинству, которое на вопрос о творческом удовлетворении отвечает: «испытываю!».

Об авторах и соавторах.

 В отличие от заморских стран, где автором всех проектов-построек выступает, как правило, гигантская фирма, для нас – трепетных творцов, вопрос авторства является крайне болезненным. Оказавшись в многочисленном коллективе, руководимым начальником мастерской, ты попадаешь в ловушку. Как быть, если идея проекта родилась в твоей голове, но работа у нас коллективная, и все ее участники, включая начальника, являются соучастниками процесса? Взвешивать на весах свой вклад? Или подчиниться производственной дисциплине? Включать ли разработчиков проекта (иногда техников) в свои соавторы? Вот в чем вопрос, как сказал по другому поводу принц Гамлет. А, может быть, перетерпеть и дождаться тех времен, когда сам станешь начальником?

 Я прошел все стадии этих состояний, и где лежит истина, так и не понял. Но утешением является тот факт, что во всех проектах, где я значусь автором, мой творческий вклад не является фикцией.

О стилях

 Исторические архитектурные стили, начиная с Египта, формировались по множеству факторов. Здесь и изолированность земель, затруднявшая копирование стилей, здесь и разность строительных материалов, разность способов жизни и государственных устройств.

 Чем больше увеличивалась подвижность народов, побуждаемая все новыми географическими открытиями, тем естественнее становилось заимствование и копирование архитектурных форм и методов. Яркий пример – шествие по Европе на протяжении многих веков греко-римской классики, которая в итоге докатилась и до Московии благодаря «западнику» Петру первому. И что характерно – классика заместила самобытность русской архитектуры, бывшей плодом той самой изолированности. Другой пример – стилистика гениального одиночки Ле Корбюзье, заполонившая послевоенную Европу и Россию в том числе.

 Есть соблазн отождествить архитектурный стиль с модой вообще, но мешает это сделать отклонение ярких одиночек от общего потока. Взять хотя бы Гауди. Что же сегодня происходит в окружающей нас архитектурной действительности? Фактическое исчезновение границ для мыслей и идей,  свобода перемещения, как в реальном, так и в виртуальном пространстве приводит к стиранию стилевых различий. Этому же способствует шествие по миру одинаковых строительных материалов, в первую очередь стекла и одинаковых конструктивных приемов, вызванных безудержным стремлением архитектуры ввысь. Трудно обнаружить стилевые отличия в 500-метровых небоскребах, обвешанных снизу доверху стеклом (речь не о формах, а именно о стилях).

 Отклонения от этого общего бурного потока позволяют себе как отдельные страны (см. высотные здания Китая), так и отдельные индивидуумы, цепляющиеся за перепевы историзма, или позволяющие себе деструктурные кривляния. Однако, эти отклонения выглядят чахлыми ручейками, впадающими в многоводную реку.

 Дать определение сегодняшнему стилю затруднительно, и так же трудно ожидать, что в ближайшее время появится новый стиль, захвативший мировые архитектурные умы. Разве что придумают абсолютно новый строительный материал, которому будет суждено сменить бетон, кирпич и стекло (привет нанотехнологиям!).

 Но это в отдаленном светлом будущем, а пока мы напоминаем поваров, которые в угарной кухне экспериментируют с различными блюдами: от пресных до переперченных.

О буднях и праздниках.

 Особенность творческой работы в советские времена заключалась в будничной зарегулированности творческого процесса. С юмором вспоминается распорядок рабочего дня ленпроектовца где-то в 80-х годах: с 9 до 11 – творческие часы (то есть полет мысли), с 11 до 13 – работа со смежниками, после обеда – работа с заказчиками и т.д. Жалкая попытка вогнать творческий процесс в производственные рамки – то есть «поверить алгеброй гармонию» на советский лад.

 Реакцией на такую зарегулированность был всплеск творческой энергии по большим и малым праздникам, среди которых выделялись Новый год, 23 февраля (мужской день) и 8 Марта (женский день), не считая само собой дней рождений и юбилеев коллег. Среди наиболее талантливых (а иногда и серых) коллег просыпался поэтический и юмористический талант по организации постановок и даже спектаклей. Не скрою, я долгое время лидировал среди доморощенных режиссеров и авторов архитектурных спектаклей. В подтверждение приводятся некоторые тексты.

 Особая песня – это дома творчества архитекторов в подмосковном Суханово и, конечно же, в Зеленогорске. Сочетание серьезного (проектные и теоретические семинары, дискуссии и пр.) и несерьезного (празднования всяческих дат, застолья, спектакли) составляло весомую добавку к архитектурному процессу вне стен проектных контор. Дома эти пользовались популярностью в ту эпоху, когда еще все не расползлись по собственным дачам, да и скидка для членов Союза была не последним аргументом.

 Суханово привлекало романтикой старинной усадьбы (Волконские) и милым холмистым пейзажем Подмосковья. По контрасту Зеленогорск трогал за душу северным колоритом, усиленным суровой гладью Финского залива. В постройках комплекса сохранялись следы финской архитектуры.

 Много поколений зодчих и их детей и внуков прошли через несравненную атмосферу Зеленогорского дома.

 В мое время, в 70-е годы узловой фигурой этих собраний был незабвенный Сергей Борисович Сперанский, который личным обаянием объединял порой разношерстную публику в дружную семью. Блистали богатые на выдумки Наталья Захарьина и Натан Трегубов, пением услаждали Анна Гордеева и Андрюша Масленников, застолья украшала эпатажная Галочка Титова. Известный московский ансамбль «Кохинор и рейсшинка» под водительством Игоря Покровского любил репетировать именно в Зеленогорске, услаждая публику новыми программами. Ну, и, конечно, лыжи, мартовский снег, Щучье озеро, Финский залив, ресторан «Олень» и т.д. и т.п..

 В 90-е годы, когда все приходило в упадок, захирел и любимый дом.

 В новое время огромными усилиями Союза архитекторов дом возродили, но не возродилась его объединяющая атмосфера (пока).

 Да и «иных уж нет, а те далече».

 О студентах и учителях.

 В 1971 году судьба устами В.А. Каменского позвала меня в новую для меня сферу деятельности – преподавать в тогдашнем ЛИСИ. Сказалась уже описанная история с проектом техникума, которая обернулась тем, что главный архитектор города на меня «глаз положил». Первые застенчивые хождения в профессорской группе (В.А. Каменский, Ю.С.Ушаков, В.В. Смирнов) вынудили задуматься о сути этого занятия и о том, чему же я могу учить архитектурный молодняк. Учить своему опыту? Отчасти, хотя он на тот момент был еще мал. Учить стилям? Бессмысленно, поскольку это преходяще. Учить функции? Да, но этого мало. Учить гармонии? Отчасти, хотя это чувство глубоко индивидуально.

 Пожалуй, единственное, до чего я додумался после долгих размышлений, – это пытаться из микроскопической искры студенческого замысла помочь раздуть костер финального проекта. Такой подход нашел отклик в среде студентов (впрочем, у единиц). К тому же, не скрою, угнетали хождение «в свите» и необходимость в основном поддакивать, а не солировать, как хотелось бы.

 Однако после ухода из жизни Каменского преподавательская судьба забросила меня под крыло профессора Л.К. Абрамова. Студенческая байка: однажды на выставке акварелей в стенах ЛИСИ Лев Калистратович вывесил картинку с надписью «Дуб. Абрамов». Однако, студенты игнорировали знаки препинания и в своей среде называли профессора  не иначе как «дуб Абрамов», хотя это было и не справедливо. Этот новый профессор бывал редко, переложив на меня (к моей радости)  бремя консультаций. И тут я почувствовал себя в своей тарелке.

 Затем был долгий перерыв, заполненный амплуа рецензента и члена различных ГЭКОВ и ГАКОВ (ЛИСИ, Академия художеств, институт дизайна).

 В 2004 году О.А. Харченко позвал меня в свои ассистенты на архитектурный факультет в Академии. И это, конечно, новый особый период, уже хотя бы потому, что я вернулся в родные «пенаты» и снова, спустя десятилетия, вдыхал запах родных стен, в какой-то  мере вернувшись в прошлое.

 В новой среде встали все те же проблемы поиска подходов к этому ремеслу с учетом специфики новых архитектурных времен и гегемонии компьютера.

  В отличие от раннего преподавательского периода, мой личный опыт уже стал богатым (50 лет в профессии) и его стало не стыдно передавать студенческой массе, в том числе и на примерах собственных построек. Это стало спецификой сегодняшнего дня, в отличие от наших студенческих лет, когда «преподы» могут теперь демонстрировать личные проектные образцы, а не репринтные картинки зарубежных журналов. К тому же есть интернет, открывающий пытливому уму безграничный мир примеров.

  Однако, мой опыт это скорее о функции, а об остальных составляющих архитектуры можно говорить, только побуждая студента к размышлению, к дискуссии, к несогласию со своей точкой зрения. Такой подход пытливых студентов обогащает, а не пытливых оставит равнодушными.

 Признаюсь, что не без удовольствия сменил сегодня в свои 75 лет суету строительного процесса на «витание в эмпиреях» студенческого образования.

 

©  «Архитектурный Петербург», 2010 - 2020