Архитектурное наследие есть не только в прошлом, но и в настоящем

Рост интереса не только к так называемому «сталинскому ампиру», но и к архитектуре 60-80 годов времен Советского модернизма со всей очевидностью налицо и у нас, и за рубежом, среди старшего поколения (это понятно), и среди молодежи, которая далека от атмосферы, в которой эта архитектура создавалась. Я думаю, что это произойдет и с тем художественным направлением, которое господствует в современном зодчестве. Уже сейчас видны очевидные симптомы начала этого процесса. Не исключено, что лет через 50-70 наши наследники будут пытаться сохранить сегодняшние постройки, если они, конечно, к этому времени не развалятся, тем более их легковесный стиль этому явно способствует.

 Возникает естественный вопрос. Почему мы пытаемся сохранить прошлые достижения, но не дорожим тем, что создаем сами в наше время? Ведь пройдет не так много времени и сегодняшний день станет прошлым, которое, возможно, будет высоко оценено нашими потомками.

 Нельзя забывать, что наше современное общество, воспитанное на марксистских догмах, помнит, что «настоящая история человечества начинается только с победы пролетарской революции». Нас долго учили бороться с наследием царизма и проклятым прошлым. Правда, такое отношение к своей истории, и тем самым к достижениям культуры предыдущих эпох было свойственно и ранее в европейской цивилизации. Если верить О. Шуази, ни греки, ни римляне не стремились сберечь ранее построенные архитектурные сооружения. О сохранении наследия задумались только в средние века.

 Эти рассуждения не должны быть восприняты даже как возможность равнодушного отношения к уничтожению памяти о прошлом нашего народа, к необходимости сохранения самобытного облика русских городов. С другой стороны, если мы все же верим в будущее, то должны сохранять то, что делается сегодня.  И в этом отношении у нас нет ни законодательной основы, ни психологической базы для осознания необходимости этого. Стремление к переделке и сносу недавно построенного усилилось с переходом к рыночным отношениям в капитальном строительстве. Снос гостиниц «Россия», «Москва», «Интурист» в центре Москвы яркий тому пример. Характерно, что в реакции на снос этих и им подобных зданий сквозит личностно-политическая оценка. Большинству архитектурно образованной общественности, естественно, не нравился и не мог нравиться архитектор и большой начальник Чечулин и его творчество (к их числу я отношу и себя). Поэтому мы спокойно отнеслись к сносу гигантского и крайне нужного для городского хозяйства здания гостиницы рядом с Кремлем. Но все мои попытки указать на недопустимость огромной градостроительной массы жилого дома Иофана по другую сторону Кремлевской стены рядом с тонко прорисованным силуэтом Кремля вызывают яростный протест. Почему? Видимо, довлеет имя его творца и оценки архитектурного авангарда 20-х годов. А восстановление храма Христа Спасителя вызывает неоднозначную оценку в значительной степени из-за поддержки в свое время его сноса московской творческой интеллигенцией с неприязнью к православной церкви.

 Может быть, будет уместно высказать спорную для наших исследователей архитектуры ХХ века мысль, что русский авангард не закончился в начале 30-х годов. Он просто прервался на двадцать лет, а с середины 50-х годов плавно перешел в свое продолжение, в названный Ф. Новиковым «советский модернизм». Ведь совершенно очевидно, что композиционные и стилистические приемы 20-х годов нашли свое применение и в эти годы. А то, что мы тогда смотрели на западные образцы, просто говорит, что те мастера довольно хорошо знали творчество своих коллег 20-х годов: Леонидова, Весниных, Мельникова, Николаева. Здесь я могу сослаться на собственный опыт. Я начал работать в архитектуре с середины 50-х годов под руководством Г.Я. Мовчана, ученика В.А. Веснина, много сделавшего в архитектуре в конце 20-х – начале 30-х годов. И первая моя самостоятельная работа (совместно с В. Шульрихтером и А. Поповым) легко вписывается в идеи русского авангарда, хотя задумана была в 1960 году. К этому времени я уже более пяти лет работал в идеологии конструктивизма с прекрасным знанием всех творений Ле Корбюзье и О. Нимейера.

 Для меня главная цель этих заметок обратить внимание широкой профессиональной общественности на необходимость бережного отношения к тому достойному, что создаем мы сегодня, наравне с сохранением наследия предыдущих поколений. Почему-то считается, что достопримечательности строились когда-то, а сейчас их уже делать не могут. Внедрение в народное сознание таких идей наносит огромный ущерб не только нашей профессии, но и всей культуре нашей страны, поощряет сугубо коммерческое отношение к современной архитектуре, к строительству однодневок. Если мы хотим быть динамично развивающимся обществом, верим в себя, в свое призвание, в свое будущее, то мы должны способствовать и призывать к созданию такой среды обитания, которой будущее поколение будет гордиться и стремиться его сохранять как историческое наследие. При согласии сохранять не только постройки как минимум пятидесятилетней давности (правила ЮНЕСКО), но и то, что мы строим сегодня.

 Уже многие годы архитектура как произведение искусства в нашей стране продолжает отмечаться различными государственными премиями и наградами. Союз архитекторов проводит различные смотры и фестивали, в результате которых отмечаются современные достижения российских зодчих. За последние 30-40 лет таких работ наберется не менее сотни. И я считаю эти архитектурные произведения, прошедшие профессиональную оценку, первыми претендентами на то, чтобы поставить их на государственную охрану, не допуская изменения их внешнего облика и требуя сохранения их внутреннего пространства и авторского стиля. Я убежден, что это в равной степени относится к произведениям монументального искусства, без которых не обходятся настоящие произведения архитектуры. Могут возразить, что эти сооружения, особенно коммерческого назначения, часто требуют внутренних переделок. И это правда, но если органы охраны сочтут убедительными доводы хозяев зданий о необходимости изменений, то они должны делаться при участии или с разрешения авторов или их наследников.

 Конечно, могут быть и другие методы отбора претендентов современных архитектурных произведений к их сохранению, но главное, чтобы они были. Несколько сложнее предложить способ консервации градостроительных комплексов, особенно решение задачи не допустить их искажения. Одним из возможных путей в этом направлении мне представляется сохранение систем улиц, высотности и силуэта, озеленения, возможно, назначения. Главное, чтобы общество задумалось об этом.

 Отмечу отдельно, что, к сожалению, наше искусствоведение и архитектуроведение вряд ли готовы одинаково серьезно воспринимать и изучать архитектурные достижения прошлого и сегодняшнего дня.

 В итоге можно прийти к выводу о необходимости не только усовершенствовать законодательство об охране исторического наследия и надежнее сохранять признанные памятники архитектуры, но и в такой же мере законодательно беречь и защищать созданное нашим поколением.

 Сохранить наше прошлое можно только дорожа сегодняшним и всегда думая о будущем.