Архитектурный Петербург
электронный бюллетень

Информационно-аналитический бюллетень

Союза архитекторов Санкт-Петербурга,

Объединения архитектурных мастерских Санкт-Петербурга,

Ассоциация СРО «Гильдия архитекторов и инженеров Петербурга»

Главная / Архив / 2017 / 01 / Художник и природа художественного творчества

Архитектурная трибуна

Художник и природа художественного творчества

В.М. Ривлин,

архитектор

Художники – народ особый, и мир их особенный.

Их мир – это реальность и иллюзии.

Их мир сложен и прост, ясен и необычен, загадочен и банален.

Их мир тревожит и успокаивает, бодрит и раздражает.

Но!

Пока существует жизнь, будет существовать и этот мир – мир признаваемых и отверженных, счастливых и ликующих, страдающих и падающих в пропасть неверия.

Откуда берется у людей стремление к искусству, и все ли от рождения больны этим стремлением? Если все, то почему не все становятся художниками?

И, наконец, кто они, эти художники?

Художник начинается, возможно, с внезапного открытия, что он не такой, как все. Все дети с младенчества берут в руки карандаш, фломастер, скрипочку или перо, но далеко не все сохраняют эту привязанность на всю жизнь. К семи годам, а у некоторых и раньше происходит естественная «профориентация», и карандаши, фломастеры, кисточки и скрипочки у большинства детей уступают место другому: футболу или фигурному катанию, математике, физике, авиации. У некоторых в силу объективных обстоятельств эта ориентация происходит раньше, у других позже, а к иным, к сожалению, понимание не приходит вовсе. Многим с младенчества нравится созерцать «красоту», но далеко не всем удается магия ее постижения, а тем более воплощения.

 Так что же такое потребность в художественном творчестве?

 Скорее всего, эта потребность – естественная, а значит отмеченная природной склонностью. Оставим нейрофизиологам изучение деятельности полушарий. Возможно, «предрасположенность к искусству» со временем будут распознавать у младенцев в материнской утробе. И это хорошо потому, что природная склонность и предпочтения будут выявляться на ранних этапах развития личности, и профессиональная ориентация окажется своевременной. Значительно уменьшится количество суицидов, пьянства и разоренных семей с «неопределившимися» родителями, чаще мужского пола.

 В этом кратком очерке будут рассматриваться проблемы не физиологического свойства, а скорее психологического, поведенческого.

 Логика развития и становления личности художника – вот главная задача, поставленная в этом очерке.

 Итак, общеизвестно, что художник существует в мире форм, сюжетов и их воплощений. Типология этих форм и сюжетов огромна, если не бесконечна, а учитель всегда один – природа и общество.

 Кто-то себя находит в пейзаже, кто-то в портрете, кто-то в музыкальных гармониях, а кому-то интересен мир пластических переживаний хореографа. Архитекторы обретают себя в поисках гармонии урбанистических сюжетов, а скульпторы часами созерцают статику или динамику обнаженного человеческого тела. Одни довольствуются интерпретацией уже сформулированных доминант, другие живут в хаосе сочинительства идей новых, порой революционных, способных радикально изменить парадигму привычного.

 Первые становятся исполнителями, порой очень талантливыми, даже гениальными. Вторые оказываются реформаторами, сочинителями, авторами в широком смысле этого слова.

 Одни продолжают дело, начатое другими – учителями и предшественниками. Так появляются школы. Другие ломают традиции, школы и «вековечные представления о красоте». Так появляются реформаторы, революционеры, новаторы.

 Представления о красоте весьма неустойчивы. Они меняются вместе с человеком и проходят этапы рождения, развития и смерти, как и все живое. История «продвижения красоты» в границах времени огромна: Месопотамия, Египетские царства, Греция, Великий Рим и далее к романскому стилю, готике и, наконец, через высокое Возрождение, маньеризм и эклектику к «современному стилю».

 В этот ряд не включено искусство стран Востока, Индии, Китая и Американского континента не потому, что оно хуже или лучше. Ареал стран Средиземноморья все-таки изучен лучше и поэтому некие общие выводы, возможно, удастся выстроить с большей степенью вероятности.

 При этом не будем забывать, что за грандиозным списком памятников искусства всех без исключения мировых культур стоит Мастер, Художник, Летописец, Человек.

 Обыкновенный человек со своими комплексами, страстями и переживаниями.

 При колоссальных этнокультурных и исторических различиях художника всегда можно «вычислить» по очень простой характеристике.

 Художник стремится к поиску гармонии и новизны.

 Точный перевод греческого слова «garmonia» означает буквально «стройная согласованность частей одного целого». В этой краткой и очень емкой фразе заложено множество смыслов. В ней и «золотое сечение», сформулированное Леонардо, и «мodulor» Ле Корбюзье, и ритмика, и теория контраста, т. е. столкновения противоположностей.

 Не следует забывать и о важнейшей науке перевода материального мира, сотворенного человеком в соразмерный ему масштаб.

  «Человек – мера всех вещей» – воистину бессмертная максима великого Протагора. Она работала, работает и будет работать всегда потому, что в человеческой культуре она – всему причина и всему следствие!

 И, наконец, может быть, самое важное – язык!

 Язык художника – это его «речь», обеспечивающая связь художника с людьми, ради которых и для которых он творит.

 Язык – это и стиль, это и индивидуальность и при этом, конечно же, коммуникация.

 Так было всегда, начиная с робких, но все более уверенных рисунков на скалах  «пещерного» человека. Так происходит и сегодня в офисах современного «продвинутого креативщика».

 Если творчество художника вписывается в школу, т.е. в систему устоявшихся представлений о «прекрасном», то это означает признание и его языка, а значит и его творчества.

 Так существуют в истории счастливые эпохи устойчивого развития со своими «обыкновенными» талантами и гениями или, как принято считать, великими мастерами.

 Великие мастера чаще всего завершают эпоху «Большого стиля», и им на смену приходят сначала эпигоны, т.е. подражатели,  а потом и разрушители, революционеры, новаторы, бунтари, которым уготована жизнь страдальцев-первопроходцев в деле обновления парадигмы привычного.

 Выработка языка у художника – это поиск самого себя в сущности. Чем талантливее мастер, тем своеобразнее его язык, но тем и сложнее его восприятие другими. Отсюда вытекает еще одна психологическая особенность личности художника.

 Художник раним.

 И это легко понять, потому что от того, насколько легко художник найдет путь к сердцу «потребителя» своего творчества, от этого будет зависеть и его судьба, и его благополучие, и, наконец, может быть самое важное, – признание или непризнание обществом его таланта.

 Из этого наблюдения естественным образом вытекают, как следствие и другие психологические обстоятельства, а лучше сказать, психологические зависимости.

 Художник и женщина.

 Женщина для художника –  существо многоликое, но прежде всего это Муза, т.е. существо, которое вдохновляет и которому поклоняются.

 Культ женщины очень важен для художника, разумеется, если он мужчина. Очень часто женщина превращается у художника в некий столп, опору, а иногда даже и смысл всего сущего.

 Как известно, для Рембрандта его Саския была и моделью, и финансовой опорой, и бесконечным источником вдохновения.

 Для Александра Сергеевича Пушкина красавица Наталья Гончарова оказалась не только музой, но и роковой судьбой, чудовищным приговором.

 То же случилось с великим поэтом советской эпохи Владимиром Маяковским. Лиля Брик оказалась «роковой» женщиной и в его судьбе.

 А в судьбе Михаила Булгакова Елена Николаевна была и ангелом хранителем, и музой, и женой, и любовницей, и другом до самых последних дней писателя.

 Список можно было бы продолжать, но и его достаточно для того, чтобы понять: женщина в жизни художника всегда занимала и будет занимать огромное место, далеко и не только в бытовом, общечеловеческом смысле этого слова.

 Эта пара сравнительно недавно обрела свою актуальность. Конец XIX и в особенности XX век, подарившие Европе эмансипацию, раскрепостили женщину и ввели ее в «клуб свободных искусств».

 В истории искусств не много выдающихся женских фигур, но они есть их роль будет со временем возрастать. Другое дело, какие ниши будут актуализированы женщинами-художниками. С безусловной уверенностью надо признать талантливость женских рук в декоративно-прикладном искусстве.

 Достаточно вспомнить достижения российских рукодельниц-вышивальщиц, портних и неутомимых швей, блистательные вещи которых известны во всем мире.

 Психологическое взаимодействие внутри пары, где женщина и художник, в редких случаях обеспечивается стойким психологическим благополучием. Как правило, женщина, испытывая дефицит поддержки, страдает, разрываясь в парадигме противоречий между традиционными семейными ценностями и изнуряющей работой художника-творца.

 Художник и художник.

 В этой паре, как правило, активно работают противоречия на разрыв.

 В истории известны случаи трагических конфликтов между художниками-«друзьями», и это понятно, потому что индивидуализм, являющийся стержневой основой всякого творчества, очень редко удается подчинить правилам совместной работы.

 Достаточно вспомнить драму, которая разыгралась в «содружестве двух великих индивидуалистов, какими были Ван-Гог и Поль Сезанн. Мне, разумеется, могут возразить, вспомнив прекрасный дуэт советских писателей Ильфа и Петрова. Да, невозможно оспорить: этот дуэт оказался счастливым, но он – исключение из правил. Невозможно, например, представить, чтобы Фредерик Шопен сочинял свои ноктюрны или скерцо в паре с Шубертом или Шуманом. Еще более нелепым выглядела бы совместная работа выдающегося американского архитектора Фрэнка Райта и не менее выдающегося бразильского архитектора Оскара Нимейера.

 Творческие коллективы всегда работают успешно только тогда, когда неоспоримый лидер, диктуя свою волю, дает возможность участия в общем деле своим «сотоварищам», деликатно сохраняя неустойчивое единство, которое всегда может быть нарушено «бунтом» индивидуума не согласного с «диктатурой» лидера. Такая парадигма объективных противоречий часто встречается в больших коллективах симфонических оркестров, когда власть дирижера над оркестрантами должна быть непререкаемой.

 Художник всегда одинок в своем творчестве. Только общественное признание способно разрушить это «сладкое» одиночество.

 Впрочем, одиночество – это судьба художника, его крест, его трагедия, а может быть и его счастье. Другое дело, насколько хватает сил у художника нести свой крест, свою ношу, свое творчество, свое авторское «я».

 

©  «Архитектурный Петербург», 2010 - 2020