Архитектурный Петербург
электронный бюллетень

Информационно-аналитический бюллетень

Союза архитекторов Санкт-Петербурга,

Объединения архитектурных мастерских Санкт-Петербурга,

Ассоциация СРО «Гильдия архитекторов и инженеров Петербурга»

Главная / Архив / 2017 / 06 / Возвышенный аспект среды и утилитарное в градостроительстве Санкт-Петербурга

Назаровские чтения

Возвышенный аспект среды и утилитарное в градостроительстве Санкт-Петербурга

Саликов Г.Т., архитектор

Начнем с прописных истин. Известно, что человеку необходимы бытовые удобства. К тому же он нуждается в красоте. Налицо потребность и в том, и в другом. Так что сам по себе он – существо биологическое и духовное в совокупности. Утилитарное всегда пребывает вместе с возвышенным. Кажется естественным вопрос: чего в среде обитания должно быть больше, а чего меньше?

В естественной природе легко заметить преимущество красоты над удобствами – ее возвышенная составляющая заметно существеннее утилитарной. В старых городах та же картина, и Петербург без преувеличения тому пример.

Останавливаясь на агломерации – с очевидным присутствием естественного и искусственного, можно говорить о некой утопленности урбанизации в природу. Петербургская агломерация в этом смысле имеет особую представленность.

С самого начала собственным центром она имела пространство природы – обширное основание дельты Невы, вокруг которого завязывалась урбанизированная ткань. А пригороды либо откликались на центральное урбанизированное пространство в облике дворцово-парковых комплексов, либо полностью растворялись в природном пространстве многочисленными дачами. И одновременно совершалось единение утилитарного с возвышенным. Сохранялось преимущество возвышенной составляющей городской среды обитания. Красоты природной – над красотой искусственной.

На вопрос о критериях красоты ответ простой: изумление. Это когда «ни в сказке сказать, ни пером описать», то есть, за пределами ума. Или восхищение. Это когда вас будто похищают на небеса и не отпускают. Или попадание в самую точку. Это когда иначе и быть не могло. А секрет кроется в пропорциях. Любое произведение искусства зиждется на определенных пропорциях внутри себя, где частные композиционные составляющие в виде неких ансамблей собираются в композицию целостную на основе соразмерности. Градостроительное искусство опирается на пространственные пропорции. И не только в статике, но и в движении по ним, создавая градостроительные события. Когда те или иные элементы застройки сходятся и разводятся, затмеваются и проявляются.

При этом скромную, но важную роль играет распределение освещенности — чисто петербургское явление, благодаря низкому расположению солнца. Все вместе созидает образ города.

Петербург! Взглянем на его центральное пространство, о котором уже зашла речь. Оно задает стиль и образ вообще всего Петербурга с пригородами. Природная составляющая — основание дельты Невы. Урбанизированная составляющая — «три кита»: на севере ансамбль Петропавловской крепости, на юге Зимний дворец, на западе ансамбль Биржи. Они составляют удивительную композиционную целостность. Тут и восхищение, и изумление, и попадание в точку. Вспоминается история с проектированием ансамбля стрелки Васильевского острова. Тома де Томон вроде бы хорошо его нарисовал, но что-то ему самому не нравилось. Не то, — думал он, — здание красивое, пропорции хороши, но в целом — не то. И он решил уменьшить весь ансамбль на одну десятую часть. Уменьшил – и тем самым попал в точку. Общая композиция центрального пространства природы и урбанизации состоялась на основе соразмерности пространств между собой и соразмерности с человеком. Ведь ширина Невы удивительно совпадает с ощущением значимости. Она не слишком мала и не слишком велика, но именно значима. И застройка набережных не подавляет ее и не возвеличивает. Она точно подчеркивает ее значимость. Потому и получается соразмерность. А соразмерность застройки с человеком выражена десятикратной высотой человека с поднятой к небу рукой.

Появились доминанты второго плана: и природные пространства в виде садов, и мосты. Уместно вспомнить и о движении. Доминантами второго плана прежде всего являются ангел на Александрийском столпе и барабан с куполом Исаакиевского собора. При движении они скользят над крышами набережной, производя их духовное завершение, а заодно и сопровождают наблюдателя в пути, будто благословляют его. То есть происходит одно из градостроительных событий, коими богат Петербург.

Что касается распределения освещенности, то мы разглядываем южную сторону с сопровождающими нас доминантами второго плана на контражур – силуэтно, что способствует большей символичности. А северная сторона (ансамбль Петропавловской крепости) сияет на солнце, выявляя детали форм и цвета, в том числе и золотого ангела на шпиле колокольни. Совершается пространственная перекличка. К ней присоединяются завершения домовых церквей вместе с декоративными возвышениями на крышах иных зданий и более отдаленные завершения храмов. Не менее успешно распределение освещенности осуществлено в другом центральном пространстве, проявив его ансамбль. Это Невский проспект с широкими отступами от красной линии по южной стороне и узкими прозорами с выразительными зданиями в глубине по северной стороне. Происходит игра крупных световых пятен на земле отступов, и высвечивание храмов в глубине прозоров.

Но вернемся к главному городскому пространству и, к сожалению, - увидим присутствие неудачи. Это застройка Пироговской набережной. Она ничуть не удалась: ни линией в плане, ни соразмерностью с Невой и человеком, ни слишком навязчивой освещенностью. Ее голос в перекличке — груб, да и случается невпопад. До сих пор неизвестно, как с этим быть. 

Удачные композиционные приемы построения пространств - они и составляют «генетический код» Петербурга, проявленный и в иных местах города с окрестностями. А также в собственных соотношениях между пространствами, распространяя суть образа главного центрального пространства на всю агломерацию. Это составило еще более обширную композицию в совершенной полноте: красивые пропорции, соразмерность пространств между собой и с человеком, погруженные в общую ткань ансамбли. И перекличка доминант, скользящих над крышами, общей высотой в десятикратный рост человека с поднятой к небу рукой, где есть и родственные им возвышения. Предстал рисунок «небесной линии», очерченный храмами и домовыми церквами с гармоничными вкраплениями декоративных возвышений, что и символически имеет соответствие с названием этой линии. Так проявлялась и обогащалась целостная пространственная композиция, имеющая в основе гармонию бытового с возвышенным. И она же, обогащенная движением, создавала разнообразие градостроительных событий.

Градостроительство — всегда реконструкция среды обитания. Именно реконструкция. И что ставится во главу угла, — основной вопрос. Утилитарное или возвышенное? Ответ очевиден: умелое соединение того и другого. Еще Туполев когда-то говорил: некрасивый самолет не полетит. Но в нынешней направленности градостроительных дел преобладает исключительно утилитарный вектор. И наш самолет пребывает в крутом пике. Потому как нынешняя реконструкция среды обитания — сугубо разрушительная. Ведь, при данной реконструкции, повсеместно возникает озабоченность или даже давление по поводу сохранения какой-либо ценности. Что видится за этой справедливой озабоченностью? Не разрушение ли? Ведь только разрушая, имеет смысл что-то сохранять. А при возведении сохранность подразумевается, поскольку происходит обогащение предыдущего. Упоминание о казусе на Пироговской набережной в центральном пространстве было не ради уличения или красного словца. Ведь на ней проведена своеобразная и неумелая «генная инженерия». Единожды нарушив существенное, но неписаное правило, есть соблазн грешить уже без оглядки. Надо ли с лихвой использовать что-либо ценное и в придачу вытеснять его собственной персоной вместе с чуждым для него содержанием? Или надо наполнять ценность родственным ему обогащением и скромно присутствовать в нем своей обновленной жизнью? По-видимому, это и есть основной выбор при любой деятельности человека, в том числе, градостроительной.  

И что заставляет делать тот или иной выбор в градостроительстве? Наверное, воспитание. Воспитание общества. Вот, нынче поговаривают: надо бы ввести в начальное школьное образование уроки по экономике. Хорошо. Надо. Пригодится ведь. Именно пригодится. Но никому не приходит в голову вводить в образование уроки о красоте. По-видимому, она не пригодится. Красоту в карман не положишь. Эдакое у нас воспитание. И вот — маленький пример. Прокладывается дорога. Линия будущей трассы утыкается в дерево. Надо принимать решение. Человек, воспитанный утилитарно, находит в нем препятствие. Он берет калькулятор и подсчитывает варианты преодоления возникшей помехи. Спилить дерево и выкорчевать корни — будет стоить столько-то. Обойти — будет стоить столько-то. Обойти получилось дешевле. И обошли. Человек, воспитанный на красоте, ничего не подсчитывая, рисует обход дерева. И при этом говорит: глядите, и дорога ведь стала красивее.

Мы высказывались о гармонии утилитарного и возвышенного. А в гармонии нет ничего равного. Там есть соотношения разных величин. И убеждались, будто возвышенное неотступно претендует на явное преимущество. Таковое у нас вышло гармоническое соотношение. И если вспомнить «золотое сечение», иными словами, «число Бога», то пусть длинный отрезок будет за возвышенным, а короткий — за утилитарным. И заметим: опять присутствует красота.

И, отвечая на вопрос темы о выигрыше, скажем, что в случае решения заявленной задачи выигрывают все.

Вместе с тем, любое искусство занято созиданием образа. И умелое сочетание бытового с духовным, обыденного с возвышенным, — представляется непременным условием для его сотворения. Вспомним любое великое произведение любого вида искусства. Всюду мы обнаружим то, чему посвящена данная статья. В литературе либо образы героев представлены своими неповторимыми особенностями упомянутого сочетания, либо в целом ведется будто бы описание чисто бытовое, но «между строк» проглядывается духовный смысл. Такова, например, поэма Гоголя Мертвые души, где показано якобы нечто бытовое сатирическое, а ведь речь идет о катастрофическом омертвлении человеческих душ. В изобразительном искусстве будто бы просто пейзаж, да и тот вроде неказистенький, но за ним просвечивается дух. Тому ярким примером служит живопись Федора Васильева. Или, скажем, на картине Ван-Гога, где изображен просто стул, мы ощущаем насыщенность жизнью. Так живое, одухотворенное искусство рождает живые, одухотворенные образы. Частные и общие. И градостроительное искусство не является исключением. Даже более того, оно обязано развиваться на духовном возделывании быта. Чтобы заниматься градостроительством, надо воспитывать во всех участниках градостроительного дела, включая строительные компании, чувство гармонии утилитарного и возвышенного. И еще: отдавать предпочтение наполнению, а не использованию; присутствию, а не вытеснению. Без подобного воспитания градостроительство окончательно перейдет в разрушительное действие, где под чьим-то давлением будет сохранено кое-что ценное. Случится гоголевское умертвление душ отдельных горожан и омертвление души целого города, и «птица-тройка» уже не взлетит никогда.

Назаровские чтения не могут быть без воспоминания о самом Назарове. А он всей градостроительной деятельностью опирался именно на преемственность образа Петербурга. Приведу еще один пример. Большой. В 70-е годы проектировался Северо-Запад. Пожалуй, тогда состоялась вершина градостроительного проектирования в 1-й мастерской. И какова была главная задача, поставленная Назаровым? Найти образ. Именно данная тема выводилась основной, наряду с организацией сети магистралей. Назаров пригласил для выбранной цели выдающихся архитекторов из других мастерских. Устраивались длительные размышления на темы вариантов создания образа Северо-Запада в целом, и частных образов в различных местах. Причем, именно «генетически» петербургских, но не заурядно повторенных. А это пространства. Урбанистические и природные. И сочетание их. Образ — главное. Икона. Правда, слово «икона» не употреблялось. Его заменяло слово «иероглиф». Но задачей оставалось сотворение образа именно в смысле пространственной иконы. И таковая работа делалась. Скорее всего, даже и не вполне осознано, а на уровне профессиональной интуиции. Потрудились. Нарисовали, начертили, изготовили макеты… Но реализация в натуре, конечно же, не случилась. Осталась будто лишь мечта. Мы шутили: наиболее крупный успех в нашей деятельности исчисляется полутора процентами ее реализации. И вот, последние годы жизни Назаров посвятил проектированию и строительству храмов. Это неспроста. Где, если не в храме, обретается то удивительное соединение, о котором велась речь? Здесь и есть Образ. Внешний вид — уже икона. Интерьер — икона. А в интерьере еще есть иконостас и отдельные иконы. И его мечта об изыскании настоящего пространственного образа вдруг сбылась совершенно неожиданно, иным способом. Наверно, в самый раз, на упомянутые полные «полтора процента».

Может создаться впечатление, будто я призываю к творению мегаполиса-храма. Думается, призыв тут ни при чем. Ведь изначальный Петербург уже приближался к чему-то такому вместе со своей агломерацией. А углядеть, усвоить эту «генетическую» тенденцию Петербурга и не утерять ее окончательно, мне представляется отнюдь нелишним.

 

©  «Архитектурный Петербург», 2010 - 2020