Джакомо Кваренги – великий петербургский зодчий

В 2017 году исполняется 200 лет со дня кончины одного из величайших архитекторов классического Петербурга – Джакомо Кваренги 

Кваренги (Quarenghi; 1744–1817) родился в окрестностях Бергамо, города в Ломбардии (Северная Италия) в 50 км от Милана. Начал обучение изобразительным искусствам в родном городе. Художественное образование Джакомо продолжил в Риме, постигая величие античной классики и впитывая образы Вечного города. На формирование художественных вкусов Кваренги оказало влияние творчество Джамбатиста Пиранези и в особенности трактат Андреа Палладио. Решив стать архитектором, он объехал всю Италию – от Сицилии до Милана, изучая и обмеряя древние памятники Греции и Рима и новейшие произведения зодчества. Творческая натура Кваренги отличалась неутолимой любознательностью и стремлением к постоянному самосовершенствованию. Это сказалось и в его профессиональной карьере, которая была весьма успешной благодаря способности зодчего улавливать новые веяния, следить за эволюцией эстетических взглядов и осваивать новые стилевые формы и композиционные приемы

 Приехав в 1780 году в Россию по приглашению Екатерины II, он был очарован своеобразием русского зод-чества. Его поразили дворцы, соборы и древние стены Кремля, церковь Успения на Покровке, подмосковные обители. В Петербурге пленял градостроительный размах и впечатляло совершенство новых архитектурных шедевров.

 Художественная индивидуальность Кваренги, особенно в первый период его работы, характеризуется прежде всего творческим использованием и развитием основополагающих принципов архитектуры А. Палладио. В их основе – неоплатоническое представление о здании как о целостном телесно выявленном объеме (здание Академии наук). Вместе с тем в композиционной структуре Английского дворца в Петергофе (утрачен в годы войны) заметна ориентация на британское неопалладианство. В усадебном строительстве, в проектировании крупных общественных зданий (Ассигнационный банк) зодчий использовал палладианские схемы, связывая центральный объем с боковыми флигелями колоннадами, прямыми или криволинейными галереями. Такой композиционный прием одновременно обеспечивал преемственное родство с планировочными принципами, установившимися в петербургском зодчестве XVIII века. Структурное совершенство, гармонию, уравновешенность произведений Кваренги дополняла великолепная прорисовка деталей, основанная на глубоком знании античного наследия.

 Кваренги стремился внести разнообразие и новые черты в художественный язык русского классицизма. В случае творческой необходимости он шел на нарушение канонов, в том числе и ордерных, теоретически обосновывая свою правоту. Он изучал новинки архитектуры, штудировал проекты своих коллег, выполняя их копии, вводил в свои произведения мотивы современной ему архитектуры итальянского, британского и французского неоклассицизма. Будучи превосходным рисовальщиком и акварелистом, Кваренги выполнил множество натурных зарисовок архитектурных ландшафтов и произведений архитектуры, в том числе архитектурных памятников прошлого – в Москве и в Петербурге. Приверженец классического направления, он глубоко чувствовал достоинства архитектуры других эпох, других стилей и отдавал должное творческому гению их создателей. Известно его восхищение Смольным собором, построенным Ф.Б. Растрелли.

 Значительная часть произведений Дж. Кваренги была выполнена в два последние десятилетия XVIII века. Кроме вышеупомянутых, это Лоджии Рафаэля и Эрмитажный театр, дом Фитингофа (Присутственных мест), Александровский дворец в Царском Селе и усадьба Юсупова на Фонтанке, Серебряные ряды и Малый Гостиный двор. Среди них Александровский дворец выделяется оригинальной структурно-пространственной организацией, ставящей это произведение Кваренги в один ряд с произведениями ведущих неоклассиков Западной Европы.

 В проектах и постройках XIX столетия его творчество сохраняло и развивало прежние тенденции. Вместе с тем оно приобрело черты зрелости. Величие и монументальность, крупный масштаб, общественная значи-мость поздних произведений Кваренги приближают их по образному звучанию к созданиям мастеров ампи-ра, вставших в ряд с ними в ближайшие годы и десятилетия. Таков небольшой по размерам, но грандиозный по воплощению торцовый фасад Конногвардейского манежа (1804–1807), весь трактованный как могучий восьмиколонный дорический портик, вписанный в обширное пространство эспланады при Адмиралтействе. Таковы были аркады и колоннады Кабинета Е. И. В. (1803–1805), предвосхитившие появление россиевских творений. Это здание на углу Невского и Фонтанки стало как бы преддверием имперских ансамблей Адмиралтейского острова. Кваренги и в XIX веке продолжил разработку композиционной темы крупного обще-ственного здания с центральным портиком. Подъезд Мариинской больницы на Литейном (1803–1805) осеняет ионический восьмиколонный портик колоссального ордера. Портик на фасаде здания Екатерининского института на Фонтанке (1804–1807) обозначен восьмью коренастыми коринфскими трехчетвертными колоннами, вознесенными над первым этажом, трактованным как цокольный. Перед ними выдвинут пятиарочный монументальный подъезд с гульбищем над ним. Наконец, в здании Смольного (1806–1808) коринфский портик водружен непосредственно над аналогичным семиарочным подъездом, дополненным торжественной лестницей-стилобатом на всю его ширину. Собственно, здесь зодчий во многом вернулся к композиции центрального корпуса Ассигнационного банка, но там поднятый над подъездом шестиколонный портик, да и весь фасад здания имели гораздо более камерный, даже лиричный характер. В Смольном же размах подъезда, мощь колоннады, сами физические размеры протяженного корпуса придают зданию великолепие ампира. Та же тенденция к монументализации, героизации свойственна неосуществленным проектам Кваренги первых десятилетий XIX века (реконструкция Адмиралтейства, комплекс зданий при Опекунском совете и др.). С особой силой она проявилась в произведениях, выполненных по завершении Отечественной войны 1812 года. Зодчий успел внести свой вклад в прославление побед русского оружия. По его проекту были возведены деревянные Нарвские триумфальные ворота – подлинный шедевр престарелого мастера (1814). О том, насколько ему удалось этой работой вписаться в художественный строй ампира, свидетельствует та естественность, с которой В.П. Стасов спустя двадцать лет воспроизвел их композицию в долговечном материале.

 Кваренги был виртуозным создателем интерьеров. При строгой, почти монохромной внешней архитектуре его построек внутренние помещения отличались яркой полихромией, богатством и оригинальностью про-странственных решений, сохраняя при этом присущее мастеру великолепие в сочетании с чувством меры и поразительной гармонией. Вот где видна справедливость сравнения архитектуры с музыкой. К сожалению, большая часть созданного Дж. Кваренги в этой сфере творчества погибло. Особенно досадна утрата целого ансамбля интерьеров Зимнего дворца после пожара 1837 года. Однако составить представление о масштабе его дарования позволяют красочные пространства Мальтийской капеллы и Иоанновской церкви в Воронцовском дворце, недавно восстановленный зал в доме Безбородко на Почтамтской и прославленный белоколонный зал Смольного института.

 Графическое наследие Дж. Кваренги заслуживает отдельного разговора. Недаром мы вновь и вновь возвра-щаемся к этой теме. В рисунке зодчий виртуозно владел штрихом, не уступая в этом прославленным масте-рам Ренессанса и своим величайшим современником. Еще более удивляет его мастерство в технике акваре-ли, приковывающее внимание ценителя и к натурным пейзажам и к проектной графике. Смелый и сочный мазок сразу же лепит пространственную форму изображаемого предмета. Особую прелесть придают листам мастера красочные и выразительные фигурки стаффажа.

 В XVIII веке, да и впоследствии иностранные мастера в Петербурге зачастую образовывали своеобразные землячества, ограничивая круг своего общения соотечественниками или выходцами из других европейских стан. Немецкий скульптор И.Г. Шадов, побывавший в Петербурге осенью 1791 года, оставил сообщение о «светской жизни иностранных художников». По его наблюдению, один из таких кружков сложился вокруг «придворного архитектора Кваренги из Бергамо». Дружеская компания, состоявшая из коллег и помощников зодчего, их жен и домочадцев, вероятно, расширялась за счет вновь прибывавших в Россию художников. Здесь они получали помощь и дружеский совет. Сам Кваренги не раз способствовал приглашениям хороших мастеров из-за границы. Всем были известны его добродушие и гостеприимство. Достоверно известно, что именно ему мы обязаны поступлением на русскую службу театрального декоратора и паркостроителя П. Гонзага, живописца К. Скотти, архитектора Ф. Кампорези. Дружеские застолья в доме Кваренги сменялись совместным музицированием. Хозяин дома, при своей довольно комичной внешности, был тонким ценителем изящного и сам неплохо играл на флейте. Он был философом и библиофилом.

 В XIX веке Кваренги жил в казенной квартире при построенном им Эрмитажном театре, в зале которого за ним было закреплено пожизненное место. Загородный его участок в Царском Селе, на углу Средней и Кузь-минской улиц, где зодчий жил в начале своей российской карьеры, пока не перебрался в Петербург, хорошо исследован. Сохранился план участка, планы и фасад жилого дома со службами, а также зарисовки, выпол-ненные самим Кваренги. Любопытно, что на участке позади пруда архитектор выстроил романтическое сооружение из нескольких бревенчатых клетей, с односкатной крышей и «повалом» под ней.  Кроме того, была у него дача в Английском парке Петергофа.

 Дж. Кваренги был похоронен на Волковском лютеранском кладбище. Полвека назад, в 1967 году могила зодчего перенесена на Лазаревское кладбище Александро-Невской лавры. Именем Кваренги назван бывший Долгоруковский переулок между пл. Растрелли и проездом Смольного. Перед зданием Ассигнационного банка в 1967 году установлен бюст Кваренги (скульп. Л.К. Лазарев, арх. М.Н. Мейсель).